Дарья Лебедева родилась в Москве в 1980. Окончила исторический факультет МГПУ, Литературный институт им. А. М. Горького. Проза, поэзия и критика публиковались в журналах «Дети Ра», «Урал», «Новая Юность», «Кольцо А», «Прочтение», «Полутона», «Textura», «Дегуста», «Книжное обозрение», «Rara Avis», «Формаслов» и других. Шорт-лист Волошинского литературного конкурса (2011, 2014, 2023), лонг-лист премии «Дебют» в номинации «Малая проза» (2013), лонг-лист Международной детской литературной премии им. В. Крапивина (2019), шорт-лист конкурса короткого рассказа на портале Textura «Две ладони» (2020), лонг-лист конкурса на лучшее произведение для детей и подростков «Книгуру» (2021), финал премии «_Литблог» (2022, 2023, телеграм-канал «Маленький книжный червячок»). Вышли две книги стихов: «НетЛенки и ЕрунДашки» (2013, в соавторстве с Еленой Борок), «Девять недель до мая» (2017). Член Союза писателей Москвы. Резидент проекта «ВСЕМПОЭЗИИ». Автор песен, вокалистка и гитаристка в дуэте «Железные птицы».
Редактор публикации — Елена Черникова
Месть
Почти одиннадцать лет хожу этой дорогой — из дома в школу. Главное, не забыть, что сегодня не в школу, и свернуть в нужный момент.
Шла медленно, разглядывая людей, деревья, россыпь одуванчиков на зеленых газонах. Радовалась теплу — когда в последний раз выходила на улицу, было еще холодно, зелень только проклевывалась, одета я была в куртку и шапку. Но прошло буквально две недели, которые я просидела взаперти, и вдруг вышла в лето. В легких хлопковых штанах, в футболке и с небольшой сумкой через плечо вместо тяжелого школьного рюкзака почувствовала себя совсем взрослой. Скоро выпускные экзамены, потом поступление в институт, и начнется какая-то новая жизнь. В прошлом останется не только школа — ее коридоры с пятнистым желто-коричневым линолеумом, рядами одинаковых дверей, — но и все эти люди. Одноклассники, учителя. Не верится, что можно будет начать с чистого листа.
Я прошла уже почти полдороги, как меня окликнули.
— Марина, привет!
Огляделась и увидела на той стороне Ксюшу — расфуфыренную, с завитыми и уложенными темными волосами, с ярко-красной сумкой из лакированной кожи. Ухватившись за сладкую мысль, что этому всему осталось несколько жалких недель, и Ксюша тоже исчезнет из поля моего зрения, я дружелюбно помахала в ответ и собралась продолжить путь. Но Ксюша быстро перешла пустую дорогу и оказалась рядом.
— Привет! — она выглядела так, будто увидеть меня — самая большая радость в ее жизни. — Куда идешь?
— В поликлинику, — я тоже на всякий случай улыбалась, надеясь, что беседа не затянется.
— А, да, ты же на больничном. Сколько ты уже болеешь?
— Две недели.
— Выписываться идешь?
— Надеюсь…
— А что у тебя было?
— У меня…
— Слушай, Марин, я много думала. Мы сейчас закончим учебу и разлетимся по разным местам. Ну, может, будем случайно видеться, все-таки живем в одном районе, но не так часто, как в школе. Я все думала — зачем я так издевалась над тобой все эти годы. Ты ж неплохая девчонка. Ну бесячная местами, но у кого этого нет. Просто увидела тебя сейчас и подумала, что хочу извиниться.
Я застыла, во все глаза глядя на Ксюшу. Она что, на полном серьезе или это опять какая-то подстава? Меня разом накрыло всеми неприятными воспоминаниями, связанными с ней. Надо что-то ответить, но не попасться на очередную уловку.
— Ничего страшного, Ксюш, все в порядке. Ты права, мы уже взрослые, скоро станем студентками. К чему ворошить прошлое. Забудем, — я протянула руку, ожидая чего угодно. Но Ксюша неожиданно крепко и искренне пожала ее.
Еще немного поболтав о школе, предстоящих экзаменах, сложных предметах — у Ксюши было плохо с русским, а у меня с математикой, и мы обе занимались с репетиторами весь год, чтобы сдать ЕГЭ, — мы мирно разошлись. Ксюша снова перешла на ту сторону и как ни в чем не бывало поцокала на каблучках по своим делам. Я продолжила путь в поликлинику. По сторонам больше не смотрела и шла на автопилоте, из-за чего, задумавшись, очнулась у ворот школы. «Ох, я же в поликлинику, надо было раньше свернуть».
Врач осмотрела меня и осталась довольна.
— Хорошо, высыпания прошли, кожа чистая, температуры нет. Чувствуешь себя нормально?
— Отлично! И погода такая хорошая.
Врачиха улыбнулась.
— Посидишь дома еще неделю. Признаков болезни больше нет, но ты все еще можешь быть заразна для окружающих. Через неделю в это же время приходи за справкой, выпишу тебя.
Она дала мне бумажку для следующего посещения и погрузилась в заполнение бумаг. Мне хотелось спросить ее о том, что она сказала, и я еще немного постояла в кабинете. Врачиха медленно печатала, не поднимая глаз от клавиатуры. Надо было покашлять или как-то привлечь ее внимание. Но я вдруг передумала и тихонько вышла.
* * *
Ксюша Верховская возненавидела меня сразу, еще в первом классе. Сначала она откровенно меня травила — рвала тетради, подкладывала пауков в рюкзак, запирала в туалете, ставила подножки в коридоре, выбивала из рук суп в столовой. Я ревела, но терпела и старалась не реагировать. Просто стала обходить Ксюшу по длинной дуге, если это было возможно, перестала есть в столовой, а по коридорам старалась ходить, затерявшись в толпе. Когда Ксюше удавалось добраться до меня и пнуть или дернуть за косу, просто смотрела в пол стеклянными глазами, оправлялась и шла дальше, делая вид, что случайно споткнулась или полтергейст схватил меня за волосы. Ксюшу это страшно бесило, и она находила все новые изощренные издевательства. Она начала передразнивать меня, комментировать одежду, прическу, отбирать книгу и читать вслух, доводя остальных до смеховой истерики:
— Вы только гляньте, что она читает! «Отверженные»! Ты что, совсем дурочка, про Козетту да Гавроша читают в первом классе!
Иногда я не выдерживала и отвечала что-то вроде:
— Ты сама-то их читала целиком? Или только про Козетту в первом классе? Тонкую такую книжку в мягкой обложке с картинками, крупным шрифтом?
Ксюша заводилась не на шутку, вставала на парту, поднимала руку с книгой повыше и кричала:
— Сейчас повыдираю отсюда страницы! Книжка-то небось библиотечная? Или родительская, и тебе от них здорово попадет!
Этого я, конечно, выдержать не могла и начинала прыгать за книжкой, как собачка, под дружный хохот всего класса. Пока не входила учительница и не шикала на всех разом. Ксюша медленно, нехотя, не переставая издевательски улыбаться, протягивала мне книгу, но в последний момент роняла ее на пол.
— Воробьева! — не разобравшаяся в ситуации учительница кричала на меня. — Прекрати шуметь и сядь уже за парту нормально!
Классу к шестому выяснилось, что Ксюша у нас красавица, и к ней подбивали клинья парни со всей школы. Девчонки тоже, естественно, стали кучковаться вокруг нее, а она ими лихо помыкать. Я и еще пара таких же тихонь остались изгоями.
Ксюша заходила в класс как королева и здоровалась со мной примерно так:
— Привет, жидкая косичка!
или
— Ну что, малявка, книжки тебя сегодня не перевесили?
Я в ответ молча сверлила ее взглядом, но Ксюша уже здоровалась со своими любимицами:
— Привет, радость моя, как ты, Машенька, Люсинда, ты сегодня отлично выглядишь! — и так далее, и для всех находила доброе словечко, которое — знала я — не стоило ни гроша.
Однажды в седьмом классе Маша — вечный прихвостень Ксюши — что-то натворила и с грохотом свалилась с пьедестала. Как-то само собой получилось, что скоро мы с Машей стали дружить. Теперь и с ней королева здоровалась издевательски креативно, выкладывала в соцсети самые жуткие ее фотки с общих вечеринок и изощренно травила, почти позабыв обо мне. Я-то привыкла к этому с семи лет, а Маша такое обращение переносила тяжело — огрызалась, кричала, пыталась отвечать так же дерзко и нагло, но все это имело обратный эффект, и довольная Ксюша отрывалась на бывшей подруженьке по полной. Издеваться над Машей было явно веселее, чем надо мной, но оказалось, что Маша не собирается терпеть это до выпускного класса, как я. Она задумала месть и однажды, позвав меня к себе домой, рассказала свою идею. Она была простая и эффективная. Но я отказалась в этом участвовать.
— Маш, ты меня пойми. Не то чтобы у меня стокгольмский синдром. Просто я не хочу становиться такой же стервозой. Я потом себя больше буду ненавидеть, чем ее.
Маша со мной больше не разговаривала, но месть ее удалась на славу.
У всех были какие-то прозвища. У Оли Ивановой «швабра», потому что она была высокой и худой, у Люсинды (помимо переделанного имени) — «цветочек», потому что она как-то осталась поливать цветы в ботаническом уголке и так их залила, что половина растений померла. Меня обзывали то «воробушком» — из-за фамилии и маленького роста, то «мышкой» из-за мышиного цвета тонкой длинной косы, которую я ненавидела, но не могла отрезать из-за мамы. А у Ксюши, понятное дело, никогда прозвища не было. Разве что «королева», но какое же это прозвище, совсем не обидное. И вот с легкой Машиной руки, которая подбросила эту мысль разным обиженным Ксюшей ученикам, королева стала «верхушкой». Потом кто-то со зла не выдержал, и «верхушка» превратилась в нечто совсем непечатное. Теперь Ксюша получала в ответ на свои издевательства и подколы разнообразное словообразование, самым приличным из которого было что-то вроде: «Опять Верхушка верховодит, надо бы обрезать ей вершки».
Класс медленно, но верно двигался к экзаменам, выпускному и взрослой жизни. Обзывательства и издевательства сходили на нет, прикалываться над ботаниками стало невозможно, потому что теперь усиленно ботанили все. Никому не хотелось становиться дворниками или уборщицами, как пугали нас привычно предки.
К моменту, когда мы с Ксюшей случайно повстречались на улице в мае перед экзаменами, я уже и сама почти забыла, за что ее так не люблю. Осталось только смутное неприятное чувство и нежелание с ней общаться. Но своим неловким извинением она содрала зажившую было кожицу со всех нажитых за одиннадцать лет болячек. Я шла домой из поликлиники и припоминала самые яркие унижения, самые ужасные обзывательства и самые длинные ночные истерики, когда я клялась, что обязательно отомщу. Но так и не отомстила, даже когда выпал шанс.
* * *
К началу экзаменов я была уже абсолютно здорова и чувствовала себя уверенной даже в сложной для меня математике. Пока болела, продолжала готовиться, решать задачи, заниматься по скайпу с репетитором. Было странно снова увидеть одноклассников — на этот раз их лица выглядели серьезными и встревоженными, у многих синели мешки под глазами, а в глазах затаился страх.
Нас загоняли в классы, отбирая при входе телефоны и чуть не раздевая до трусов, там в жутковатой тишине мы медленно, сомневаясь во всех своих знаниях, отвечали на вопросы тестов и, десять раз все перепроверив, переносили ответы на бланки. Сдавали листочки, выходили в коридор и опадали, как недопеченный пирог, сдувались, как шарики, из которых выпустили воздух. Экзаменационный конвейер ехал себе и ехал, когда я вдруг поняла, что ни разу не видела Ксюшу.
— А что с нашей Верхушкой? — спросила я как-то у Люсинды, которая тоже уже давно забыла, как самозабвенно надо мной издевалась. — Что-то ни разу ее на экзаменах не видела.
— Да заболела она, — равнодушно отмахнулась лучшая подружка королевы. — Говорят, у нее сначала была краснуха, она сидела дома на карантине, а потом, как сыпь прошла, пошли осложнения на суставы, да такие жуткие, что ее в больницу положили минимум на месяц. Сначала она думала, что со вторым потоком экзамены сдаст, а теперь точно никак не успевает. Будет выпускаться со следующим классом.
Я сдала очень хорошо, даже по математике получила много баллов, и скоро успешно поступила на филфак. Выпускной прошел весело и мирно — мы гуляли в парке, пили шампанское из бумажных стаканчиков, пряча бутылку в пакете у обожаемого всеми молодого красивого физрука. Впереди маячила новая жизнь. Школа, Ксюша — все это осталось позади, будто я долго-долго несла тяжеленный камень, а потом просто положила его на землю и пошла дальше налегке. Первое время вспоминала иногда что-нибудь, уже без переживаний, даже с улыбкой, но скоро институт, лекции, интересные предметы, чудаковатые преподаватели увлекли меня в новый водоворот.
Из школы донеслись слухи, что Ксюша туда так и не вернулась. Не стала учиться со следующим одиннадцатым классом и не явилась на экзамены. Ушла в какое-то училище, где достаточно было аттестата о девяти классах, а потом загуляла и его тоже бросила. Никто не удивился, будто все знали, что ее ждет именно такая жизнь.
Когда через пару лет в мае я шла по той же улице — не в школу, конечно, в магазин, кажется, или в гости к кому-то — вдруг вспомнила, как встретила здесь Ксюшу. Как она перешла дорогу, чтобы поговорить со мной. Как пожала мне руку. Как задала вопрос, на который я не успела ответить, потому что она перебила меня. Я остановилась на мгновение, и непрошенная злорадная улыбка сама собой искривила губы. Ксюшу, конечно, было жаль. Но какое странное все-таки совпадение. Я ведь тогда тоже болела краснухой.
